«Есть ощущение того, что в армии называют ИБД – имитация бурной деятельности: создаются новые структуры, пишутся новые законы, а эффекта как-то маловато…»
В Москве, в Редакции Елены Шубиной, вышла книга «Дальний Восток: иероглиф пространства. Уроки географии и демографии». Журналист «Дальневосточного капитала» Ирина БАРАННИК пригласила к разговору ее автора – Василия АВЧЕНКО.
Регионы и города Дальнего Востока – очень разные
— Василий, факт уже сам по себе выдающийся не столько представлением автора из Владивостока на российский книжный рынок (это происходит все чаще, да и для вас уже далеко не первый опыт), но попыткой осмыслить это необъятное пространство – Дальний Восток – и обосновать его, если можно так сказать, необходимость для сегодняшней России. Ведь кому-то, говоря вашими словами, гигантские дальневосточные пустыни кажутся и сегодня ненужными, лишними… Так в чем же, на ваш взгляд, уникальность этой территории особого назначения?
— Прежде всего нужно сказать, что неправомерно рассматривать Дальний Восток как нечто единое или однородное. Это фантастически огромная территория, части которой отличаются друг от друга географией, историей, этнографией, биологией… Как ни странно, каждый из регионов ДФО куда теснее и лучше связан с Москвой, чем друг с другом. Мне известны приморцы, которые летают на Чукотку через Москву. Приморцы куда ближе, чем с Камчаткой, знакомы с турецкими или таиландскими курортами.
Регионы и города Дальнего Востока – очень разные, каждый со своим лицом. Неторопливый, обстоятельный, напоминающий сибирские купеческие города, Хабаровск – и продувной бесшабашный Владивосток. Благовещенск, из которого виден Китай, «северный Ленинград» – Магадан… А Петропавловск с его вулканами! А Биробиджан – единственная точка планеты, где по-прежнему «в законе» идиш?
Если рассматривать страну как организм, то увидим, что у нее нет ни одного лишнего органа, каждый для чего-то нужен. Если космополитичные столицы не только руководят, но и вбирают все мировые моды, чтобы потом воспринять их либо отторгнуть, то, допустим, консервативная Сибирь превратилась теперь в настоящую центральную Россию, в хранилище традиции, в противовес. А вспомните, как Алексей ИВАНОВ пишет об Урале, определяя его как «горнозаводскую цивилизацию»… Вот и у Дальнего Востока – миссия особая. Если в двух словах, то это – передовая и полигон. Полигон не только в прямом смысле – Кура на Камчатке или «Восточный» в Приамурье, но своего рода лаборатория по отработке новых социальных механизмов. Вспомнить хоть дореволюционное порто-франко, хоть КВЖД и Дальневосточную республику, хоть нынешние «территории опережающего развития». Передовая – тоже в разных смыслах: в военном, если вспомнить Крымскую войну, шедшую в том числе на Камчатке, или полувековое противостояние с Японией; в культурном, если взять день сегодняшний, саммиты АТЭС, Восточный экономический форум и превращение Владивостока из закрытого военно-морского города в «контактную зону» с АТР.
Пушкин до Камчатки так и не доехал
— Книга содержит массу исторических фактов, цитат исследователей, путешественников, государственных деятелей, писателей, посвященных суровым берегам Тартарии, а впоследствии – Восточной окраине России. Порой даже удивляешься, сколь «прописанной» была наша земля за эти три с половиной века с ее освоения русскими. Не возникало ли у вас сожаления, что все это эпистолярное, научное, литературное наследие ушло на задний план и мало известно даже тем людям, которые сегодня определяют судьбу региона?
— Вовсе не столь уж «прописанной», если сравнивать с западными или южными окраинами страны. Куда больше писалось и говорилось о Балтике, Кавказе и Черноморье, чем о Беринговом, Охотском или Японском побережьях. На то есть объективные причины: регион освоен недавно, неглубоко, людей здесь сравнительно мало. Да, есть интереснейшие записки моряков, военных, священников, но сегодня они мало кого интересуют. Пушкин до Камчатки так и не доехал – а ведь когда он отправлялся на последнюю дуэль, на его столе остались наброски о Камчатке. Толстой тоже не доехал, хотя задумывал эпопею о продвижении русских к границам Китая. Первым классиком, добравшимся до наших краев и написавшим о них, был Гончаров, за ним – Чехов… Конечно, все это надо переиздавать, популяризировать, это страшно интересно и важно. В том числе, вы правы, этот пласт документальной и художественной словесности просто обязаны знать те, кто сегодня принимают решения. Культурное освоение территории нисколько не менее важно, чем военное, экономическое и административное.
У меня только что вышла еще одна книга – в издательстве «Молодая гвардия», в серии ЖЗЛ. Она называется «Очарованные странники. Литературные первопроходцы Дальнего Востока». В ней я пишу именно об этом культурном освоении – о Гончарове, Чехове, Арсеньеве, Несмелове, Пришвине, Куваеве и даже Джеке Лондоне, которого я вовсе не случайно причисляю к русским дальневосточным писателям. В 2022 году исполнится полтора века Арсеньеву – уверен, что эту дату следует отмечать как событие национального, а не локального масштаба.
А сколько всего не написано, сколько ушло в песок, навсегда исчезло! Допустим, нет великой книги о Юрии Билибине – первооткрывателе колымского золота. Даже Олег Куваев, автор «Территории», не решился за нее взяться, потому что не работал с Билибиным на Колыме. А теперь уже все, поздно. Но все-таки в последнее время появляются замечательные художественные и документальные книги о Дальнем Востоке: «Язычник» Кузнецова-Тулянина о Курилах, «Зимняя дорога» Юзефовича о последних афтершоках Гражданской войны, «Тойота-Креста» Тарковского, «Чилима» Кротова о Владивостоке 1990-х.
Имитация бурной деятельности
— Любое обращение к истории – далекой или ближней – непременно возвращает нас в день сегодняшний. А как теперь? Вы пишете, что «чиновники – что царские, что постсоветские – ощущали: Дальний Восток жив нестандартными подходами». Какие из современных подходов государства к региону, его населению, социальной сфере, бизнесу вас радуют? А что огорчает? Нет ощущения, что многие декларации не переходят в реальность или очень мало влияют на жизнь уже пра-пра-правнуков тех, кто шел встречь солнца, заселял и удерживал эту землю несколько столетий?
— Хорошо, что о Дальнем Востоке хотя бы вспомнили. Ощущение, что около 20 лет – все девяностые и нулевые – он вообще был забыт, брошен.
Действительно, есть ощущение того, что в армии называют ИБД – имитация бурной деятельности: создаются новые структуры, пишутся новые законы, а эффекта как-то маловато. С другой стороны, налицо определенное непонимание между Москвой и Дальним Востоком – вспомним хотя бы историю с правым рулем. С третьей, часто кажется, что столица пытается развивать (или спасать) регион по рецептам даже не прошлого, а позапрошлого столетия. Тот же «дальневосточный гектар»: с самого начала было понятно, что идея мертворожденная. У нас давно не крестьянская страна и не столыпинские времена, никто сюда за землей не поедет.
Но все-таки хорошо, что появились хотя бы декларации, хотя бы риторика о необходимости ускоренного развития, о преодолении демографического кризиса… Пусть пока все эти гектары и ТОРы не очень работают – без веры в лучшее будущее жить было бы совсем уж как-то тоскливо.
— Можно ли изменить чемоданное настроение, и чего, на ваш пристальный писательский взгляд, не хватает дальневосточному человеку, чтобы он не связывал будущее своих детей с переездом на запад?
— Наверное, можно, но для этого нужна комплексная огромная работа на всех фронтах. Власть, экономика, законодательство, образование, здравоохранение… И культура тоже, конечно.
На Дальнем Востоке, который занимает свыше трети площади всей России, живет всего 5,5% российского населения! С 1991 года регион потерял около четверти. Люди продолжают уезжать – в Москву, в Петербург, в Крым, в Краснодар. Причем уезжают образованные, опытные, квалифицированные.
Для чемоданных настроений есть масса объективных причин, ключевое понятие здесь – «качество жизни» в самом широком смысле. Мы все знаем, чего стоит жизнь на Дальнем Востоке. Даже в относительно теплом и комфортном Владивостоке, не говоря уже о северах. Еще мы знаем, как у нас распределены финансовые ресурсы: львиная доля – в столицах, и едва ли тут что-то в обозримом будущем изменится. Так что… Особого оптимизма не испытываю.
Есть и субъективные причины. Как сформулировал еще Чехов на Сахалине – «предубеждение против места»… Да, можно взять и уехать всем. Но не будет ли это предательством предков и трех веков их дела?
Мечтать не вредно, наоборот – необходимо
— Вы пишете, что Дальний Восток – идеальное пространство для Большого Дела. Какие большие проекты на нашей территории ждете в ближайшем или отдаленном будущем?
— Не исключено, что это попытка выдать желаемое за действительное; или, как говорят некоторые радикальные мои оппоненты, гальванизация трупа.
Да, были здесь и освоение, и покорение, борьба с природой и самим собой, войны, стройки БАМа и портов, поиски золота и олова… Была и настоящая мода на Дальний Восток – две последних ее волны пришлись на 1930-е и 1960-1970-е.
Но важно, чтобы это стало общим делом, трендом. Тут вопрос и денег, и государственных приоритетов, и создания условий, и общественной, если угодно, моды. Насильно или одномоментно тут ничего не изменишь. Многие ли сегодня мечтают пойти в геологи или в космонавты?
Если сегодня общее дело – это сидеть в столичном офисе, пить капучино и получать большую зарплату, то никаких больших дел у нас не будет.
А теоретически – конечно, простор. Не только добыча и экспорт сырья. Чего стоит выход в Мировой океан и необходимость осознать, что Россия – страна не только сухопутная. А космос и все, что с ним связано? Азиатское соседство, БАМ-2, Севморпуть…
Пока это больше мечта (или воспоминание), чем практика сегодняшнего дня. Но мечтать не вредно, наоборот – необходимо. В начале всегда бывает слово. √
Деловой журнал ДФО «Дальневосточный капитал», июнь, 2021 г.
